В этом году заведующая отделением лучевой диагностики городской больницы №2 Наталья Синкевич отмечает пятьдесят лет. Половину из них она отдала медицине.

Белый цвет рентгена

- Когда я пришла в рентгенологию, наш кабинет, знаете, каким был? Древний аппарат с мощной дозой радиационного облучения на выходе, темнота, черные шторы – могильня какая-то, - с улыбкой находит определение Наталья Синкевич. -  Зашел и сначала адаптируешься, потому что ты в кромешной темноте. А чтобы выйти к пациенту на скопическое исследование, нужно надеть на себя шапку, очки, воротник, свинцовый фартук, перчатки. И вот на тебе тонны свинца, и ты смотришь в небольшую щель в аппарате, чтобы сделать снимок. А после его надо проявить, закрепить и повесить сушиться на прищепках. Но я так недолго работала. Потом стали приходить современные аппараты, все лучше и лучше.

В кабинете Натальи Викторовны нет штор, и белые стены отражают солнечный свет. За стеной – телеуправляемый аналоговый аппарат с оцифровщиком. Команды ему врач подает из-за просвинцованного стекла, это снимает вопрос облучения. Как снят и вопрос проявки снимка. Изображение сразу поступают на экран компьютера, прочесть его тоже можно сразу. Правда, снимок по-прежнему серый, и самые темные цвета в кабинете.

Шкала серого – 256 оттенков, доступных человеческому глазу. Эту размытую палитру теней героиня настолько хорошо читает, что в мельчайших нюансах одного цвета способна распознать патологию. Неважно, на статичном рентгеновском снимке  или на подвижном изображении ультразвуковой диагностики. Последняя ей, к слову, нравится даже больше «Это живая картинка, - объясняет Синкевич, - ты своей рукой двигаешь изображение, можешь повернуть пациента. А здесь смотрю, что снял лаборант».

Сейчас же на экране рентген-станции я тоже пробую прочесть изображение. Вот четко виден позвоночник, перед ним – кишечник и кости таза.

- Верно, - соглашается доктор и дополняет мое дилетантское прочтение подробностями. – А вот видите, какую удивительную форму принял толстый кишечник. Преимущественно он имеет форму буквы П, но когда провисает поперечный отдел, кишечник приобретает форму сердечка. Это трансверзоптоз. Каждое утро у нас идет ирригоскопия – исследование толстого кишечника – так что у нас каждое утро такие сердечки, но буква П лучше, - смеется она.  

Работаем без конкуренции

Нас прерывают. Синкевич срочно вызывают на сложное колопроктологическое исследование.  По ту сторону стекла рентген-кабинета женщина с колостомой ложится на рентгенологический стол. Задача Натальи Викторовны – определить по снимку диастаз между концами кишечника, чтобы хирурги-колопроктологи решили возможность реконструктивной операции.

- Не напрягайтесь, держите слева, - командует пациентке лаборант.

- Мы единственная поликлиника в Магнитогорске, которая делает ирригоскопию через стому, -  поясняет врач. – Потому что проктологи на приеме нигде не сидят, а у нас есть проктолог, который приходит с такими пациентами к нам.

Начинается съемка. Слышен тонкий ритмичный сигнал аппарата и тихие комментарии Наталья Синкевич. Она смотрит на экран, попутно уточняя что-то у проктолога. Отдает команды лаборанту, в каком формате сделать новый кадр. Пациентку перекладывают – и все повторяется. Потом новое положение – и так четыре раза. Теперь снимки оцифруются и придут на рабочую станцию в кабинет Синкевич, где она их опишет и сразу отправит их колопроктологам.  Ее функция – быть подспорьем для врачей-клиницистов. Не обидно?

– Мы тут работаем без конкуренции, - живо откликается Синкевич. – Вместе делаем все, чтобы пациентке облегчить страдания и ей по-возможности провели восстановительную операцию, чтобы она опорожнялась, как обычные люди. Да, мы не занимаемся лечением пациента, но без нашей диагностики ни один клиницист не сможет выставить правильный диагноз и назначить правильное лечение. Например, по рентгенограмме легких мы можем понять, чего больше: данных за пневмонию, туберкулез или рак легкого. От этого будет зависеть дальнейшая тактика.

Споры диагностов с клиницистами – еще одна тема. Но вопрос «кто главнее» здесь не ставится. Единственное верное решение определяется на общем мозговом врачебном штурме. «Вчера мы созванивались по пациенту: гематолог, онколог, я. У него растворился кусочек ключицы, - Наталья Синкевич указывает на экран. – Смотрите, здесь его нет. Надо сопоставлять с лабораторными данными, но пациент гематологический, у него, возможно, лейкоз крови и это осложнение основного заболевания».

Прочесть тени

За рабочий день Наталья Викторовна смотрит до 120 флюорографий, 40 рентгеновских снимков, а потом – человек 15 на УЗИ. В ковидное время количество снимков легких выросло раз в десять. «Это была настоящая война, - вспоминает Синкевич. - Без перерывов и выходных. Но с той волной мы справились, в том числе и благодаря организации главного врача».

Немалая нагрузка была и остается, но ей нравится диагностика, в которую она пришла из терапии той же второй горбольницы, где остается с интернатуры 1996 года. «Для меня поменять место работы, наверное, как поменять мужа», - шутит она. Удивляюсь: неужели не хотелось движения? Хотелось, отвечает, но в своей больнице. Чтобы здесь поставили новый аппарат, сюда закупили новое оборудование. Конечно, получала предложения со стороны. Возглавить службы в других поликлиниках, пойти на маммограф, на компьютерный томограф. А когда была главным рентгенологом Магнитогорска, возможностей стало еще больше. Не пошла. И даже не осталась на этой должности на другой срок. «Это не мое, работать все время на форс-мажоре, я люблю плановую работу и реально сделанную». Значит, искать невидимые обычному человеческому глазу патологии, о которых сигнализируют еле уловимые тени. Рассказывает, как обычный флюорографический осмотр людей обнаруживал туберкулез у людей, у которых и жалоб-то никаких не было, и только снимок показывал проблему. «Это небольшая малоинтенсивная тень, которую можно было не заметить на 90%. Но ты цепляешься взглядом, потом дообследуешь – и вот обнаруживаешь туберкулез на ранней стадии», - объясняет врач.

За годы практики Наталья Синкевич собрала свою коллекцию уникальных случаев. Редчайшую декстракардию, когда сердце располагается справа, двурогую матку, гигантские эхинококковые кисты, которые создают ленточные паразиты, глисты. Тогда девушка попала к ним с подозрением на пневмонию, а в результате Синкевич в ее легких увидела десятисантиметровую эхиноккоковую кисту. Такие же кисты у девушки были и в печени. Или история мужчины, который пришел на обследование в жутком виде.

- С огромным отеком головы и верхней части туловища, - врач разводит руки в стороны, показывая объем изменений. - Отек случился за несколько дней, посинел, покраснел. Мы сделали флюорографию, рентген, потом томограмму и выявили у пациента опухоль в средостении. После лечения в онкодиспансере он уже благополучный пришел на контроль в рентген-кабинет.

Предполагаю, что дистанция между врачом-диагностом и пациентом не позволяет эмоционально вовлекаться, как это неизбежно происходит у лечащих докторов. Оказалось, ошибаюсь. Вовлекаешься в историю пациента, даже находясь на условным рентгенологическим стеклом. Наталья Викторовна вспоминает свежую историю с парнем. Тогда он подошел к лаборанту: «Мама инвалид, денег в семье нет, а я поступаю в военное училище. У меня талон только на снимок пазух носа, а нужны еще позвоночника и стоп». Пошли навстречу. 

Она любит активных пациентов, чтобы вопросы задавали. «Это грамотные пациенты, - убежденно говорит она. – Еще очень важно, когда пациент откликается. Советуешь ему, например, поменять пищевые привычки, чтобы нормализовать работу организма. Если будете продолжать есть пельмени, неважно, сколько «Эссенциале» выпьете, ваша печень все равно развалится. Я, конечно, утрирую, но смысл такой. Или он придерживается советов, и ты видишь положительную динамику, это приятно и пациенту и врачу».

Счастье врача и женщины

Это бережное отношение Наталья Викторовна переносит и на себя. Подтянутая, ухоженная, доброжелательная, в белоснежной форме, она мастерски распределяет время между работой и тем, что происходит за ее стенами. Её хватает и на пациентов, и на общение с дочерью, тоже окончившей медицинский, и на любимого мужа, и на увлечения. Это большая составляющая моей жизни, - говорит она о фитнесс-клубе, который дает ей не только спорт, но и друзей-единомышленников. Каждую неделю –  силовая тренировка, йога, танцы, словно компенсация усидчивости, которой требует работа. Каждый выходной - выезды в лес, в горы, походы. И еще театр, кино, путешествия. Лежать на диване после рабочего дня или объедаться тортами не в ее правилах. А когда я предполагаю, что ее отличная форма – дело генетики, с легким смехом отмахивается: «Это образ жизни. А как хватает энергии, не знаю, всегда такой была». 

В свой юбилей она и не думает скрывать возраст. А зачем, удивляется, если он есть? Она действительно выглядит здорово, но на мой комплимент улыбается: бывает и лучше, поэтому есть куда стремиться.

- Что для вас женское счастье? – спрашиваю в заключение.

- Чтобы все мои близкие были живы-здоровы, и я им была нужна. Всегда благодарю всех, кто со мной за то, что они со мной.

- А счастье врача?

- В выздоровевших и благодарных пациентах. Не в личных успехах.

- Вы хороший врач?

- Хороший.

- Что для себя желаете?

- Быть лучшей версией себя. Я пересматриваю фото пятилетней давности и сравниваю с тем, что делаю сейчас, и знаю, что это с каждым годом должно быть лучше.

Публикация в "Магнитогорский рабочий".