Врач анестезиолог-реаниматолог Лариса Михайловна Патракова.
Почти 40 она лет работает в ГАУЗ ГБ2, оставаясь в этой сложной, тяжёлой, “мужской”, как говорят некоторые, профессии.
Мой знакомый как-то сказал «Исключительно мужская работа» и скептически добавил «Женщине в ней делать нечего». Так ли это, доподлинно знает Лариса Патракова - единственная женщина анестезиолог-реаниматолог соответствующего отделения городской больницы №2. Почти сорок лет, отмечая в стенах больницы личные и трудовые юбилеи, она все еще не собирается оставлять профессию.
Про ум, эмоции и физическую силу
В этом отделении в палатах нет оживления, у входа не снуют родственники больных, не тянет едой из столовой. Здесь вообще нет столовой, а по длинному чистейшему коридору ходит только медицинский персонал. Иногда услышишь странный выкрик - кто-то с белой горячкой ведёт диалог в своём мире - и вновь оглушает снежная тишина. Сквозь дверные стёкла видны кафельные стены палаты. На кровати непривычной конструкции человек под белой простынёй. Его лицо запрокинуто и неподвижно. От человека тянутся многочисленные прозрачные трубки, рядом мягко дышат современные аппараты. Но внешнее спокойствие обманчиво: в этом тихом стерильном пространстве ежеминутно идёт борьба. Отвоёвывают жизнь.
– Всё-таки анестезиология-реанимация не для женщин? - уточняю я. - Говорят, нужен «мужской» склад ума и физическая сила, а женская эмоциональность только мешает.
– Не бывает ума мужского или женского, - спокойно парирует Лариса Патракова, - он либо есть, либо нет. Так же и с эмоциональностью. Вы водите машину? Тогда видите, какие мужчины и с какой немужской, выходит, эмоциональностью встречаются на дорогах.
Она знает, про что говорит, почти 20 лет за рулём. И в чём-чём, а в расхлябанной эмоциональности её не упрекнёшь. Деликатна, выдержана, интеллигентна – и это на переполненной стрессами работе. Она смотрит внимательно и открыто, речь её спокойна и уверенна, движения энергичные и какие-то собранные. Она не спорит, но умеет не соглашаться. И это не упрямство, а личняа позиция и объективный подход к вопросу. Потому насчёт физической силы не возражает, ведь в её профессии нужно было и подолгу маску держать пациенту, и голову фиксировать, и переложить взрослого беспомощного человека. Здесь даже наружный массаж сердца требует физических усилий. Значит если Лариса Патракова дежурит, то и положенные полчаса, невзирая на изящную комплекцию, на то, как бы себя не чувствовала, сама качать будет.
А в это время российские медицинские форумы пишут: девушек анестезиологов-реаниматологов становится больше. Гадают: уж не стремление ли это женщин переплюнуть мужчин? «Не думаю, - несогласно качает головой Лариса Михайловна, - лично мне не хотелось никому ничего доказывать. Нравилась хирургия, начинала я с неё. Но только в тот период мне не встретились люди, которые смогли бы раскрыть смысл профессии анестезиолога-реаниматолога. Может, я бы в неё сразу пошла».
В 80-е годы прошлого века больница №2 блистала именами анестезиологов-реаниматологов: Иван Барг, Геннадий Крючков, Мария Фёдорова, Валентина Чагина. От них молодая хирург и услышала «Здесь работа более интеллектуальная. У тебя руки на месте, а в голову мы дадим необходимые знания». А тут, словно последний пазл для больницы и лично для неё сложился, - построили отделение реанимации и стали готовить к открытию. Шёл 1983 год, когда Лариса Патракова решила сменить специализацию.
Работа VS семья?
Учёба в Челябинске отрывала от дома, притом, что дом у моей собеседницы никогда не стоял не втором месте. Но она, примерная ученица, и помыслить не могла, что специальность можно освоить нахрапом. Поэтому четыре месяца домашние видели её только на выходных. Ещё один повод сказать «неженское» это дело. Она и не лукавит: было нелегко, особенно по молодости, с детьми, но без бабушек на подхвате. Зато с мужем-хирургом, Вадимом Геннадьевичем, который и понимал, и поддерживал, повезло неимоверно. Тандем Патраковых прочно основан на двойной любви: мужчины и женщины, и обоих - к медицинской профессии. «Когда шла на дежурство, - вспоминает Лариса Михайлова, - всегда знала, что могу спокойно оставить детей на него». Подспорьем были и друзья, они же коллеги, врачебные семьи Саниных, Покровских.
Очередной миф разбился о неоспоримый гранит жизни, когда у четы родился и сын. Так что никакой битвы «семья vs работа», но и искусственно поддерживать радужное представление героиня не собирается.
- В идеале хотелось бы поменьше работы, - улыбается она, - и побольше внимания семье. Ведь, приходя домой, женщина не заваливается спать, а начинает "работать" женой и мамой. Иногда прошу наших не ставить мне дежурство в выходной, говорю, нужно пообщаться с семьёй. Ребята мне – нам тоже нужно. Ну ты-то отработал, пришёл домой и лёг телевизор смотреть, а жена тебя и накормит, и обласкает. А мне самой это нужно делать.
Интерес или стресс?
Лариса Михайловна Патракова (крайняя справа) с коллективом 1980-ы годы. Сложности компенсировались главным: интересно в этой анестезиологии-реанимации. На тех же медицинских форумах играют формулой “сутки ужаса и секунда сна”. Лариса Патракова от таких категорий далека, хотя и моменты страха, неизбежные в её занятии, не отрицает. Однако на первое место с неприкрытой увлечённостью и такой же искренностью выносит другое:
«Конечно, ты счастлив, когда пациент был в тяжелейшем состоянии, но выжил благодаря тебе».
Но весёлым её занятие язык не повернётся назвать. Человек, идущий в эту профессию, в довесок получает неизменные постоянные стрессы.
- Это точно, болезнь пациента ты можешь воспринимать очень близко, - соглашается доктор, - Когда только начинала, поступил молодой парень с проникающим ножевым в сердце. Шёл по темноте мимо какой-то разборки, ему и попало. В операционную его быстро взяли, но слишком большая кровопотеря... На меня этот случай такое впечатление произвел! Настолько было жалко, что не смогли спасти.
- Ценность жизни, наверное, пересматривается...
- Конечно! – мгновенно откликается. Ей нелегко понять, как человек легко решает выскользнуть из этого мира. Говорит, к ним в токсикологическое отделение привозят таких, наглотавшихся таблеток. Бедолаг промоют, почистят. Наутро она к ним: ну что же ты? Люди с огромными проблемами борются за жизнь, не всегда это получается. А ты, молодой и здоровый...
Жаль, у нас не подсчитывают, скольких она не только вытащила с того света, но и сумела убедить больше туда не торопиться.
Но не всегда ей приходится спасать - это снова к вопросу профессиональных стрессов - от некоторых больных нужно спасаться самой. Нередкая история -пациенты с белой горячкой. Порезанные собутыльниками и прооперированные хирургами, они поступают в реанимацию.
- А через день у них начинается, - невозмутимо рассказывает Лариса Михайловна. - Начинаешь разговаривать, а он – чего пришла, наливай! Лежит тихонечко, а потом соскочит - и бежать. Некоторые нападают. Поэтому нужно вовремя углядеть, начинать медикаментозную терапию и фиксировать.
Это какая-то космическая скорость: умение собраться, принять лучшее решение, воплотить его. Качество профессии, которое подавляет в этих случаях мешающее, человеческое. Удивительный механизм замещения срабатывает в самых тяжёлых ситуациях. Ампутации, ужасающие травмы - неужели настолько привыкаешь, что не пугает уже ничего? Она не сразу отвечает, прислушивается к себе:
- Не знаю… Я сама поражаюсь, происходит какая-то внутренняя перестройка. Тогда мотоциклиста молодого привезли с травматической ампутацией конечности, с оторванной рукой. Зрелище страшное. Тут же его в операционную – и ты начинаешь работать, всё другое уходит на другой план. Или больной поступает с улицы с кровотечением. Нужно быстро восполнить кровопотерю, а давление в это время падает. И ты моментально волю в кулак, быстренько соображать и действовать. Эти стрессовые ситуации возникают постоянно. Даже во время наркоза, когда случается нестандартная ситуация. Ты ведь должна провести наркоз на очень тонкой границе, чтобы и пациенту не навредить, и в то же время, чтобы он спал.
- Но ведь устаёшь от этих крайних эмоциональных реакций…
- Конечно, устаёшь. У нас профессия вредной считается не только потому, что мы с наркозами связаны, ещё и психоэмоциональный фактор. А ведь психологическое состояние доктора играет огромную роль. Без этого никак. Перед операцией многие говорят, что страшно. Начинаешь с ними разговаривать, объяснять - и потихоньку человек успокаивается. Потом спрашивает: «А вы завтра будете наркоз давать?».
«Здесь нет подлости»
Её внутренняя сила сочетается с какой-то редкой притягательностью, умением располагать к себе. Харизма. Улыбается: «Пациенты так мне не говорят. Разве только хирурги, когда я выхожу из отпуска, скажут: «Наконец-то ты пришла».
- Это почему?
- Не знаю. Я как бывший хирург, понимаю, что наша работа совместная, что лечение пациента – это тяжёлый и совместный труд. Со временем ты не только повышаешь квалификацию, но и учишься работать в коллективе: прощать, взаимодействовать, понимать, что результат и качество твоей работы зависит и от того, с кем работаешь.
Лариса Михайловна расставляет свои акценты, и становится понятно, что её работа – не «неженская», она просто не для каждого. Не для каждого мужчины, в том числе.
- Может, поэтому и молодёжь, - мимоходом замечает она, - мало идёт сюда. Но я рада, что наши молодые доктора вжились в коллектив, приняли наш образ жизни. Пытаемся их чуть-чуть перевоспитать, находить обоюдный компромисс, дать почувствовать дух второй горбольницы, то здешнее отношение к работе, которым мы научились в своё время.
- А какой здесь дух?
- Ответственность, внимание к больным, взаимопонимание, коллегиальность. И самое главное – забота о пациенте. И ещё здесь нет подлости во взаимоотношениях, никто не подставляет друг друга с хитростью.
Ей не мешает ни наличие сложной техники, в чём, болтают ретрограды, женщине не дано разобраться. Её не смущает необходимость работать физически тяжело. В ней есть эмоции, но это не та подвижность психики, которая тормозит человека, это отзывчивость, на которую по природе своей способно женское сердце.
- Но вы так и не сформулировали, в чём смысл вашей профессии?
Она смеётся. Она всё уже сказала, остальные слова лишними будут.
